Много раз жалел о своих словах, и никогда - о молчании ©
Стоит мне вылезти на какое-нибудь родственное общение, как происходят страшные вещи. Я теряю мозг. И потом иду домой такая безмозглая и опустошенная, как аллюминиевый таз, из которого выплеснули бельё.
Всё от того, что много болтаю. Тут молчу, а там, в мире, болтаю. Редко конечно, но имено из-за того что отвыкла, обычные гостевые разговоры меня ошеломляют своим существованием, и я вдруг обнаруживаю, что гоню невероятную лажу, и к тому же сомнительной правдоподобности. Зачем - непонятно. Потом иду по улице, падает снег, а мне грустно.
Надо бежать вон из гостей часа через два.
Правда я не во всех гостях так скверно себя веду.
А вообще у меня странно с вечеринками/посиделками. В городе обычно бывает что я либо сижу как мебель у кого-нибудь на дне рождения, молчу, но много жру. Или у кого-нибудь мало жру, но зато много болтаю. Или ещё того хуже и жру и болтаю совершенно неумеренно.
Но в любом случае, убредая домой, грущу о своей скорбной невеселой природе, которая совершенно не желает ничего праздновать, а минут через десять хочет уйти в лес.
Причем мне искренне нравятся люди к которым я хожу. Поэтому редко выбираюсь.
А вот если случается праздненство у брата в лесу, никто не препятствует мне незаметно исчезнуть через десять минут. Закрыть за собой дверь, отрезав шум веселья, и нырнуть в пахнущие листвой и травой сумерки, глубокие как невидимый ручей, бескрайние, как жизнь без забот. Тогда вдруг оживаешь, как рыба в чистой воде, как дерево, купающее листья в тумане. Идешь по невидимой дороге в сторону леса, похожего в темноте не на связь предметов, а на переплетение звуков и запахов, и кажется что черный сырой ветер проходит сквозь кожу, и смывает прочь бедную бессильную человеческую форму, и ты уже неведомое, невидимое, бескрайнее, ощущаешь качание ветвей как движение своих рук, дорогу под ногами как воплощение радости, и непонятно, сколько у тебя лап, и где заканчивается твоё счастье - здесь за ребрами, или где-то за провалом горизонта, где ни ночи ни дня уже нет .
Потом прибредаешь обратно, такое счастливое, что можно даже праздновать дальше, если суметь спрятать хвост и клюв, и прочие перья и клыки. Но их обычно никто не видит.
Всё от того, что много болтаю. Тут молчу, а там, в мире, болтаю. Редко конечно, но имено из-за того что отвыкла, обычные гостевые разговоры меня ошеломляют своим существованием, и я вдруг обнаруживаю, что гоню невероятную лажу, и к тому же сомнительной правдоподобности. Зачем - непонятно. Потом иду по улице, падает снег, а мне грустно.
Надо бежать вон из гостей часа через два.
Правда я не во всех гостях так скверно себя веду.
А вообще у меня странно с вечеринками/посиделками. В городе обычно бывает что я либо сижу как мебель у кого-нибудь на дне рождения, молчу, но много жру. Или у кого-нибудь мало жру, но зато много болтаю. Или ещё того хуже и жру и болтаю совершенно неумеренно.
Но в любом случае, убредая домой, грущу о своей скорбной невеселой природе, которая совершенно не желает ничего праздновать, а минут через десять хочет уйти в лес.
Причем мне искренне нравятся люди к которым я хожу. Поэтому редко выбираюсь.
А вот если случается праздненство у брата в лесу, никто не препятствует мне незаметно исчезнуть через десять минут. Закрыть за собой дверь, отрезав шум веселья, и нырнуть в пахнущие листвой и травой сумерки, глубокие как невидимый ручей, бескрайние, как жизнь без забот. Тогда вдруг оживаешь, как рыба в чистой воде, как дерево, купающее листья в тумане. Идешь по невидимой дороге в сторону леса, похожего в темноте не на связь предметов, а на переплетение звуков и запахов, и кажется что черный сырой ветер проходит сквозь кожу, и смывает прочь бедную бессильную человеческую форму, и ты уже неведомое, невидимое, бескрайнее, ощущаешь качание ветвей как движение своих рук, дорогу под ногами как воплощение радости, и непонятно, сколько у тебя лап, и где заканчивается твоё счастье - здесь за ребрами, или где-то за провалом горизонта, где ни ночи ни дня уже нет .
Потом прибредаешь обратно, такое счастливое, что можно даже праздновать дальше, если суметь спрятать хвост и клюв, и прочие перья и клыки. Но их обычно никто не видит.
это не только птицам с клыками свойственно
если не жрешь, то говоришь, если не говоришь, то жрешь
а потом идешь и думаешь, зачем ты все это наговорил, про тебя и так все не очень хорошо думают
меня подруги здешние считают ненормальной, но водят, как зоопарковое животное, другим показывать
а я ж не всегда ненормальное
я иногда очень даже приличный сущ - оттого и разочарования случаются
Случаются у них - от удивления?
Я думаю, все зависит оттого, насколько сильна мизантропия на данный момент.)) Пэтому и гладкость или клыкастость проявляются в той или иной степени.
Иногда ведь и от друзей устаешь, чего уж там. И не всегда есть настроение отвечать на звонки. Особенно, если они не несут никакой смысловой нагрузки.
А порой думаешь - вот ведь, черти, звонят только по делу, позвонили бы просто так!
приводят тебя, как некого клоуна на выезде, который болтает всяко-разное, о котором другие думают, но вслух говорить стесняются, потому что политкорректность/возраст/еще хрен знает что...
а ты вместо того, чтобы перевоплотиться в радио незаткнутое, сидишь и молчишь, как все
а другие думают, зачем мы ее привели, только жрет)
в общем, по всякому оно бывает
Всё же приходя куда-нибудь я пытаюсь просчитать себя относительно присутствующих в сборище, чтобы уж совсем вопиюще себя не вести. Так вот оно перестало получаться. Таких страшных аномалий никогда ещё небыло. Или вообще перестаю понимать, кто я и зачем тут, или несу ужасное гонево, понимаю, что надо бы заткнуться, потому что уже поглядывают косо, а не могу.
Потом хочется засунуть голову куда-нибудь в прорубь, чтобы что-нибудь улучшилось в голове.
Ну и жру тоже дофига