Это случилось в полнолуние, в апреле, когда море было еще покрыто льдом. София проснулась и вспомнила, что они вернулись на остров и что спит она теперь на маминой кровати, потому что мама умерла. В печке вовсю полыхал огонь, языки пламени, казалось, доставали до самого потолка, к которому были подвешены для просушки сапоги. София спустила на холодный пол босые ноги и подошла к окну. Лед был черный, и на нем, посреди этой черноты, София увидела за открытой заслонкой полыхающий в печке огонь, и даже два огня, один подле другого. Во втором окне на земле тоже горели два костра, а в третьем дважды отражалась вся комната, с чемоданами, сундуками и ящиками с откинутыми крышками, а в ящиках, чемоданах и сундуках этих было полным полно мха, снега и пожухлой травы. И все это посреди кромешной тьмы. Софии показалось, что вдали, на горе, она разглядела рябинку, а неподалеку от нее двух детей. И темно синее небо над ними. София снова легла на кровать и стала смотреть на огонь, плясавший на потолке, и, пока она лежала, остров постепенно наступал на их дом, все ближе и ближе. И вот они уже спали на прибрежном лугу, на ее одеяле белели снеговые пятна, а море все наступало. Кровати заскользили по черному льду, в полу раскрылся узкий фарватер, и все их чемоданы и сундуки выплыли по нему на лунную дорожку. Полные тьмы и мха, они были открыты и покидали их дом навсегда. София протянула руку и осторожно тронула бабушку за косу. Бабушка сразу же проснулась. — Послушай, — прошептала София, — я видела два огня в окне. Почему там два огня, а не один? Бабушка задумалась и ответила: — Потому что у нас двойные рамы. Помолчав минуту, София спросила: — Ты точно знаешь, что наша дверь заперта? — Она открыта, — сказала бабушка. — Она всегда открыта, спи спокойно. София завернулась в одеяло. Она подождала, пока весь остров не выплыл на лед и не стал удаляться к горизонту. А когда София уже засыпала, встал с постели папа, чтобы подбросить дров в печь.
Мне хотелось бы стать бабой-ягой в лесном домике на краю мира. Я бы перебирала камни и травы, и все бы понимала. Видела бы мир в целости.
Глупость какая.
Я всегда говорю и делаю глупости. Видимо карма. Ну почему я такая ненормальная? Искала бы работу, что ли, ходила бы по клубам, одевалась бы модно на худой конец. А, безнадежно.
Я пытаюсь собрать фрагменты воедино, но они не даются в руки - стоит только присмотреться к какому-нибудь попристальней, как он уходит, истончается, сжимается в перспективную точку и умирает. Я остаюсь ни с чем.
Мертвый фрагмент страшная штука - о нем остается память - я это знала, но самой сути нет.
Лучше всего уехать из города, сесть на берегу, на плоский кусок бетонна с торчащей арматурой, среди изломанных тростников, водорослей и кирпичных окатышей, зажмуриться, выключить все приборы, погасить свет.
...а на самом деле я ассоциальная асексуальная тварь с темным прошлым и неясными жизненными принципами
Такие вот дела. Хотела написать 100 фактов о себе, но перехотела - все какие-то грустные факты получаются. А если брать только хорошие, будет очень явно видимая фальсификация.
У меня в голове непролазные смысловые заросли. Там вперемешку растут проблемы греческой скульптуры, ремесленнические традиции как основа народного творчества, балтование ювелирных изделий, майолика высокого возрождения, крестово-купольная конструкция домонгольского храма и другие прелести.
Государственный экзамен на профпригодность, в среду. Голова переполнилась и гудит.
Моя профпригодность к круглосуточному сну доказана опытным путем. Просыпаюсь сейчас. Еще успею поделать очередное гуашевое..
и повспоминать преддубильные операции обработки кожи (преддибильные, как мое состояние)
Крысы танцуют в своем пятиэтажном особняке голодные танцы. На мониторе угнездился костлявый троллейбус. И гнездо малиновки. Из сканера торчат неопознанные детали чего-то странного.
Под столом завелся дед мазай и серые зайцы.
Темнотаа.
Сижу в темноте.
Вам нравится темнота?
Провода выкопались из известковых натеков стен. Смеются, вылупляются из изоляции.
Если снять паркет, можно найти гнезда землероек.
Землеройки тонут в половодье. В желтой холодной воде с лезвиями льда и водорослями. Из их маленьких тел выходят жуки и незабудки. Летом будет свет.
Летом будет много травы.
Я буду лежать в траве, как в воде, в желтой, как вода, траве. По мне будут ходить жуки. Я буду смотреть на желтые вздохи травяных метелок. Будто меня нет.
Будто я только роговица своих глаз.
Только немного подождать.
Скрючиться, закрыть свою голую сущность корой и лишайником, свернуться, замазаться, скрыться в гусеничном раю.
Говорят, что бывает еще что-то кроме вечера. Еще слышала, что бывает что-то кроме одиночества. Слышала, что что-то бывает.
Слышала.
Траву.
Трамвай.
Мост.
Омут.
Человека.
и
Поезд.
Ничего нет. Мне все показалось. Показалось, повернулось, обернулось, свернулось, вывернулось, засохло, выдулось ветром, человеком, поездом, травой омутом ничего нет.
Сканировала самые древние свои фотопленки )) Я такая смешная всегда получаюсь.. странно заглянуть в свою другую жизнь - она не кажется прошлой (рано еще). Она другая. Кажется, еще немного, и я смогу поболтать с этой смешной черно-белой девченкой с велосипедом на пыльной деревенской дороге, или с еще моложавым папой (у него была аккуратно подстриженная борода, потом она превратилась в бородищу как у деда мороза).
Или погоняться за Батом-щенком (он умер в этом году в почтенном шестнадцатилетнем возрасте).
Почему-то ужасно заросла беспорядком. И ничего не хочется делать, хотя дел навалом, конечно.. Закрываю глаза, и не вижу заплеванного города и его далеких от меня жителей, не вижу не вижу Где-то внутри есть мой настоящий дом, где все правильно. Я найду.
Ходила по Коломне (Питерской) - смотрела дворы-дома, в которых жили художники У Добужинского замечательная двойная лестница с чугунными гнутыми перилами, у Сомова в окне белая кошка и асфальтовая роза под ногами, у Кустодиева холодно и пахнет жареной картошкой, а у Репина был такой дубак, что я сбежала с экскурсии )
Бывают такие моменты, когда ты вдруг начинаешь всем мешать. Твое тело мешает людям в метро, путается под ногами в кафе, его толкают, ругаются, наступают на него, пихают сумками и локтями.. Потом вдруг все опять нормально..
Сделала за прошлые три дня около пятидесяти набросков - моим атакам подверглись: кусты, дома, деревья, педагог по композиции, одногруппники, печка, поленница, чайная ложка, носки на веревке, прицеп, охранник, и мама.
Ходила в зеленовато-синих лунных полосах, проваливаясь в черные пятна теней деревьев, деревья ловили ледяными крюками, на дорогах - маленькие лисьи следы.
Утром было ослепительное солнце, синий и синий, ярче всего в мире, я ослепла и переродилась, потом блуждала среди сугробов, травы и черных скелетов горевшего летом можжевельника.
Рисовала грибной сияющий снег, сдувая снежинки с блокнота, они разлетались как искры.
Ночью метель стала ливнем, а утром опять метелью. Гуляла с другом. Темнота заливала мокрым снегом, рисовала на лице полосы, и бежала по щекам как слезы.
Сохли в кафе, пили черничный чай, я сушила голову сушилкой для рук.
Пока сидели, улицы наполнились снежной кашей и утекли ручьями.
Время для рисования на улице оказалось слишком суровым. Ездила в Стрельну, но поезд там не остановился, и увез меня на три остановки дальше, контролер решил меня не штрафовать, и простил мне четыре рубля
Гуляла по Хрустящим жестким лужам, по звенящей траве, по грязи, похожей на цемент - в ней до следующего потепления зафиксировались чьи то следы.
Рисовала пепелище, черные кусты и деревья, было пасмурно и прекрасно, дико и ветрено. Люди все попрятались в домах, и гуляла я одна Нашла целое поселение хоббитов.
В результате рисования чертовски замерзла, несколько раз танцевала среди нор что-то непотребное! Но сделала пять набросков, которые кажутся мне началом большого дела (наконец-то начала). Правда понять на них ничего нельзя )
Забавно, что все последние планы в смысле творения графики связались с дневником - одна для Dealera74 уже готова, для Болотного Пса нарисовалась в карандаше, и еще одна для Магды сидит в голове и светит зелеными фонарями